lex_kravetski

Граждан, по-видимому, весьма заинтриговал довод Цицерона, описанный в предыдущей статье.

В 56-м году до н.э. слушалось дело Луция Корнелия Бальба по поводу якобы незаконного получения им римского гражданства. Дело в том, что Бальб был не урождённым римлянином, а понаехавшим. Который, став римским гражданином, тем не менее, сохранил гражданство Гадеса. Обвинение настаивало на недопустимости такового, согласно римским законам.

Цицерон, защитник Бальба, привёл сокрушительный аргумент: у Рима есть договор с некоторыми государствами, запрещающий двойное гражданство этих стран и Рима. И это явным образом прописано в римских законах — вместе с перечнем таких стран. Таким образом, если явным образом оговорено исключение, запрещающее двойное гражданство, это означает, что в иных случаях действует правило, двойное гражданство допускающее. Поскольку Гадес в перечень исключений не входит, тем самым подтверждается, что Бальб получил гражданство в полном соответствии с правилами.

Уже строятся гипотезы, а не другое ли это, часом, правило использовал Цицерон. Мало ли, быть может, он совсем про другое хотел сказать? Только не осилил? Быть может, он имел в виду «что не запрещено, то разрешено» или что-то типа того? Такой, этот Цицерон, был путаник: всё никак не мог определиться в своей аргументации.

А то, быть может, Цицерон вообще какую-то херню спорол. Сам, так сказать, на собственном авторитете выехал, хотя в вопросе ни уха, ни рыла. Воспользовался, типа, численным преимуществом собственной кодлы и развёл доверчивых римлян на дешёвых понтах. Слава богу, нас не проведёшь!

В общем, у мыслящих граждан сразу же появились гипотезы с далеко идущими выводами.

Объясняю, что сказал Цицерон и почему.

В законах не должно содержаться фраз, не добавляющих дополнительного содержания. В частности, если закон применим к некоторому множеству случаев, то нет смысла отдельно излагать его ещё и для подмножества этого множества. Последнее содержания не добавляет, поэтому должно быть из свода законов выкинуто. Если же для подмножества что-то всё-таки оговорено, то это означает, что для множества действует нечто иное, а подмножество является исключением из закона для множестве.

Например, правило: «в метро нельзя заходить лицам в дурнопахнущей одежде», — подразумевает, что в иной одежде заходить туда можно. А то, что разрешение заходить в метро одетым явным образом в правила не вписано, — следствие очевидности такового для составителей правил и для их читателей. Если в правила вписать вообще все разрешения и запреты в явном виде, то они займут цельную Ленинскую библиотеку и никто их прочитать не сможет. Отсюда мы выводим принцип: «оговорённое исключение означает, что вне исключения действует обратное».

Это, как бы кому-то не казалось, не есть парафраз «что не запрещено, то разрешено». Поскольку и для обратного тезиса: «что не разрешено, то запрещено», — оно тоже действует. Например, правило: «на территории стройки разрешается ходить только в каске», — не содержит в явном виде никакого запрета. Запрет на хождение по стройке без каски выводится нами ровно из той самой «цицероновой логики».

Мы, зачастую сами того не замечая, ровно по этой самой логике трактуем фразы. Нам понятно, что абсурдно бы звучало что-то типа: «в метро нельзя заходить в дурнопахнущей одежде и в другой одежде тоже нельзя», — или: «на территории стройки разрешается ходить только в каске, но и без неё тоже можно».

Оговоренное исключение, таким образом, оставляет нам на выбор всего два варианта: либо вне исключения действует обратное ему правило, либо исключение было вписано в закон по ошибке, поскольку его целиком поглощает более общее правило. Либо на стройке без каски нельзя, либо вообще про каску писать не надо, пишите просто: «на стройку вам нельзя» и всё.

Если в случае с Бальбом реализуется первый вариант, то Бальб, как не попавший под оговоренные исключения, получил гражданство законно. Если реализуется второй, и оговоренные исключения попали в свод законов по ошибке, то на них не могут ссылаться обвинители, они тогда должны показать тот более общий закон, который поглощает эти исключения. В этом суть аргумента Цицерона.