Такое, вот, неприятное свойство имеется у идеологических категорий в реальном мире: вроде бы есть ось, определяющая разделение идеологий по некоторому критерию, вроде бы ты по этой оси уверенно движешься в одну из сторон, вроде бы упорно изживаешь в себе некоторое заблуждение, имеющее место быть в противоположной стороне, а потом — бабах, Земля оказалась шаром, а ты снова вернулся в родной Бердичев. Ещё вчера ты изо всех сил пытался быть атеистом, но назавтра ты уже святее Папы Римского, а твой «атеизм» по своему религиозному накалу затыкает за пояс ислам и христианство вместе взятые. От неверия в бога до веры в его отсутствие всего несколько шагов и многие их таки делают.
Дзен-марксизм — обычно результат боязни показаться недостаточно материалистическим материалистом. Материализм ведь, это не отрицание существования идеального, это постулирование первичности материального и рассмотрение идеального, как одной из форм материального — по сути, абстракции, служащей для радикального упрощения рассуждений. Равно как «газ» — это абстракция для описания определённого рода процессов, где возможности не позволяют нам проследить за каждой частицей отдельно, да и такая запредельная точность не нужна. Рассматривающий совокупность частиц в физическом процессе как газ не отрицает наличия этих самых частиц, не отрицает существования промежуточных форм и неопределённых состояний (когда совокупность частиц уже есть, но она — не газ или не совсем газ) и не отказывается от тезиса «газ — совокупность частиц». Нет, он абстрагируется от частиц для решения данной конкретной задачи, пишет законы газовой динамики и из них получает ответ. Гораздо быстрее, чем он получил бы его при попытке рассмотрения каждой частицы отдельно. Это — тот самый переход количественных изменений в качественные, о котором так долго говорили большевики: увеличение количества составных частей вынуждает нас рассматривать их конгломерат, как новое качество.
Однако дзен-марксист подобен школьнику, которому рассказали, что «на самом-то деле газ — это много-много молекул». Эта мысль настолько завлекает детский разум, что школьник отказывается в каком бы то ни было контексте рассуждать о газе. Он требует всегда рассматривать исключительно молекулы, поскольку «только они настоящие, а газ — это выдумка тёмных и необразованных людей». Ровно таким же образом мысль о первичности материального превращается в мысль о несуществовании идеального. И мысль сия влечёт за собой массу последствий, по результату которых этот якобы марксист начинает напоминать по своим проявлением дзен-буддистов из книг Пелевина.
Перво-наперво закрепляется мысль, будто бы окружающий мир формирует сознание, однако сознание ни коим образом не влияет на окружающий мир и тем самым на формирование другого сознания. В этом видится «настоящий научный подход, лишённый всякого идеализма». Правда, из этого подхода следует, что мир сплошь населён некими «полу-солипсистами», которые информацию извне впитывают, но наружу её не выдают — в том плане, что выданное наружу как минимум не воспринимается ничьим больше сознанием. Однако эта мысль не смущает, поскольку и не появляется: её с самого начала отсекает боязнь показаться идеалистом и признать, будто сознание-идеальное каким-то образом может изменить окружающий мир-материальное. Уже на этом этапе материализм странным образом обращается в идеализм путём выделения некой нематериальной, но очевидно существующей части — сознания, которая ради спасения своих «материалистических воззрений» постулируется как нечто не имеющее выходов в материальную реальность и посему, слава богу, ни на что не влияющей.
Тут, кстати, всё протекает вполне закономерно: ведь, система, обладающая обратной связью — то есть, та система, выходы которой являются одновременно и её входами, гораздо тяжелее для понимания, нежели «чистая» система, которая сама на себя не влияет, просто некоторым образом преобразуя собственные входы в выходы.
Чтобы привыкнуть даже не к анализу, а к самой мысли о существовании таких систем, весьма неплохо тщательно изучить понятие «рекурсия». И должное время с ним попрактиковаться. Когда-нибудь, в Славном Новом Мире люди дозреют до осознания необходимости введения курса программирования уже с первого класса школы. Овладение программированием будет предварять обучение истории, экономике, социологии и прочим наукам, сильно завязанным на концепции, наиболее хорошо постигаемые через программистскую практику. И в те времена рекурсия уже не будет никого смущать.
Логичным следствием эдакой отстранённости сознания от «объективных процессов» является нивелирование роли отдельного человека на оные процессы. Причём, роль не просто считается малой на фоне роли всего общества в целом (что, в общем-то, верно) — она считается равной нулю. Или по крайней мере малой пренебрежимо. Личность-сознание, таким образом, как бы не вносит вообще никакого вклада ни во что, кроме каких-то бытовых вещей в тесном кругу родственников и соседей. Изменения же в обществе объясняются абстракцией под названием «классовая борьба». Превратно понимаемой.
Тут мы подходим к довольно интересному моменту, а именно к сути того, что называют «исторический материализм». Философы марксистской направленности, включая самого Маркса, понимали под «историческим материализмом» осознание исторического процесса через ряд подпроцессов, таких как рост производительных сил, конфликт классовых интересов и вызываемых ими смен формаций. Вообще говоря, исторический материализм классиками никогда не сводился к этой вот триаде. Классики говорили, что рост производительных сил и конфликт классовых интересов следует рассматривать как важные составные части исторического процесса, а не как единственные его составляющие, смену же формаций понимали как описание объективных тенденций в историческом процессе, а не как некий его детерминизм или же единственную значимую часть.
Вообще говоря, чего там считали классики должно нас интересовать несколько в ином разрезе — не как главы Священного Писания, а как набор тезисов для принятия в силу их правильности или непринятия в силу их неправильности. Фамилия Маркса на обложке книги ни коим образом не доказывает верность изложенного на её страницах. Это — важный момент. И одновременно это важный симптом — когда некто доказывает тезис при помощи единственного довода «так писал Маркс».
Маркс ввёл идею формационного подхода для описания общности исторического пути отдельных народов. И некоторая общность пройденного пути действительно имела место быть. А раз общность есть и, по виду, она неслучайна, надо бы разыскать движущую силу этой общности, механизм, её обеспечивающий. Сей механизм Марксом был найден и описан в виде концепции конфликта классовых интересов, нарастающего по ходу развития средств производства, и через своё, конфликта разрешение приводящего к смене общественных отношений.
Логика рассуждений тут примерно такая: есть первобытное племя, которое ходит и собирает корешки для пропитания. Производительность их труда настолько низка, что за световой день каждый из собирателей успевает насобрать строго на собственное пропитание (сейчас отвлечёмся от пропитания детишек и прочего). В этих условиях нет никакого смысла заводить себе раба — ведь раб успеет собрать корешков только на свой собственный прокорм. А если у него часть собранного изъять, то раб просто скончается от голода, тем самым перестав быть рабом.
Однако через некоторое время умный, талантливый собиратель вдруг догадывается, что корешки можно не только собирать, но ещё и культивировать. Это ценное изобретение позволяет собирать уже не только на собственный прокорм, но и ещё на прокорм кого-то второго. В этой ситуации рабовладение становится осмысленным — раб будет собирать на свой прокорм и на прокорм хозяина. А хозяин будет лежать на солнышке и чесать себе пузо. Так менее прогрессивная формация сменятся более прогрессивной.
Возникает вопрос, а с чего вдруг вторая формация названа «более прогрессивной», если по всем современным нормам первая была явно более соответствующей правам человека? Тут объяснение такое: почёсывающий пузо хозяин со скуки начал предаваться изучению звёздного неба и открыл законы астрономии, на открытие которых ранее не было времени. Другой захотел лежать не на камне, а в гамаке, поэтому подрядил двух рабов возделывать корнеплоды не только для себя, но и для особого парня, который будет делать гамаки. Ну и так далее — прогресс пошёл.
Обращаю внимание: уже в данных рассуждениях присутствует умный, талантливый собиратель и ловкий хозяин, оба из которых своими действиями изменили общественные отношения и повлияли на ход истории. Данный пример при этом практически скопипастчен у Маркса с Энгельсом, что, конечно же, говорит о радикальном отказе классиков от рассмотрения роли личности в истории и постулировании ими пренебрежимой малости влияния личности на исторический процесс.
Неизбежность смены формаций, хоть это в явном виде и не сказано у классиков, понимается как вероятностный процесс, а не как некий детерминированный закон: при росте производительных сил растёт и вероятность смены формаций. Неизбежность же оного роста понимается как неизбежность открытия того, что в принципе может быть открыто. Возделывание сельскохозяйственных культур возможно, поэтому рано или поздно кто-то его откроет и это рано или поздно приведёт к смене общественных отношений. То есть, логика в историческом материализме, равно как и опора на эксперимент — собственно, историю человечества, — весьма неплохо так присутствует. Правда, логика сия — весьма высоких порядков по отношению к бытовой, что с не меньшей, чем смена формаций, неизбежностью приводит к «упрощению» этой самой логики в умах людей, не слишком хорошо понимающих суть абстракций в науках и высокоуровневых алгоритмов.
Что характерно, Маркс с Энгельсом, хоть и творили в девятнадцатом веке, когда теория вероятности и теория алгоритмов находились в зачаточном состоянии, по-видимому, обладали интуитивным пониманием их следствий. Поэтому особенно странно, что граждане из двадцать первого века ни интуитивным пониманием, ни пониманием означенных теорий почему-то не обладают.
Упрощение логики заключается в рассмотрении смены формаций не как вероятностных тенденций, а как некоторого жёстко заданного физического процесса. Причём, процесса уровня даже не газодинамики, а макро-механики, где «кинули камень и он через пять секунд неминуемо упал». Из рассмотрения якобы «для простоты» выкидываются умный, талантливый собиратель и ловкий хозяин, равно как и вообще каждый человек в отдельности, вместо чего во всех случаях рассматривается исключительно общество в целом. Надо отметить, что и такой уровень рассуждений тоже осмыслен, однако осмыслен исключительно в своей области определения — например, для описания той самой неизбежности, но без указания конкретных временны́х сроков и не в том случае, когда рассматривается стратегия действий. Если мы хотим описать тенденции на уровне, скажем так, эпох, нам вполне подходит общество в целом, если мы хотим рассмотреть изменение степени классовой борьбы — тоже. Но, например, когда речь заходит о локальных процессах, тут общество как неделимая сущность нам для рассуждений уже не годится.
Так вот, в «упрощённом истмате» выпадает важное звено — переходная стадия преобразований. Да, законы механики неизбежно будут открыты, однако в любом случае открывать их будут конкретные люди. Не обязательно Ньютон, быть может, кто-то другой, но у него всё равно будет фамилия. И, самое главное, соответствующие условия существования и развития — среда, позволяющая ему тратить время на обучение, место, где он будет обучаться, и люди, которые будут его обучать. Открытию будут предшествовать тренировка ума и исследования, которые тоже чем-то должны обеспечиваться. Не исключено, он вдобавок будет обладать врождёнными способностями. Всё это мы не можем отследить и спрогнозировать — нам неизвестен способ отслеживания будущего открывателя законов механики, мы не можем следить за каждым человеком с рождения, а если бы и могли, то это всё равно не позволило бы нам вычислить, станет ли он Ньютоном или останется просто усердным лаборантом. Возможно, когда-нибудь будут открыты методы, позволяющие всё это сделать, но пока их нет. Зато у нас есть уже вполне себе проверенные способы повышения вероятности появления таких людей — организация школ и университетов, материальное стимулирование исследователей, пропаганда науки и методы пробуждения у людей интереса к научным изысканиям. Это не даёт нам гарантии, но повышает вероятность. Причём, всё перечисленное — именно что влияние разума на окружающую среду с целью сформировать другой высококлассный разум. Таким образом, мы можем не сводить всё к конкретной личности, однако должны учитывать необходимость хоть какой-то на её месте. И, в том числе, понимать, что разные личности на одном и том же месте всё-таки принесут в некоторой степени разные результаты.
В частности, школы и университеты не возникают из ничего — их кто-то должен построить. А до того кто-то должен придумать саму идею образования. Не сразу, пусть по частям, но должен. Неизбежность их изобретения не означает того, что они изобретутся сами. Это — очень важная мысль, неприятие которой является краеугольным камнем дзен-марксизма. С его точки зрения всё выглядит так, будто есть некая субстанция-общество, наполненная другой субстанцией — классовыми противоречиями, и заключённая в странный агрегат — «обеспечитель неизбежности». Изобретение школ, какой-то там Ньютон и его труды кажутся ненужными в принципе, поскольку неизбежно… вы думаете «неизбежно появится другой Ньютон или изобретатель школ»? Нет, с точки зрения дзен-марксиста «общество само породит в себе школы и законы физики». Не нужен не просто конкретный Ньютон, вообще никакого ньютона не нужно. Что-то там в странном агрегате бродило, бродило и выбродило в школы, университеты и открытие законов физики. Ни один человек не может как-то поспособствовать их появлению.
Тем более, ни один человек не может способствовать смене формации. Формации меняют исключительно неописуемые численно классовые противоречия, никак не зависящие от сознания людей. Некая неосязаемая сущность толкает человечество от первобытно-общинного строя через рабовладение, феодализм и капитализм к коммунизму. И никто не в силах остановить или ускорить сей процесс, скорость которого, тем не менее, в принципе невычислима. Если вы не согласны с этой точкой зрения, вы ничего не понимаете, вы — не марксист.
Хотя правильно было бы говорить «вы — не дзен-марксист». Сам Маркс ни в коей мере не призывал отказываться от разработки общественных идей и от их воплощения в жизнь, чему доказательством тот же «Манифест коммунистической партии», в котором нет ни слова про «надо просто подождать, пока всё само», зато наличествует масса призывов к личному участию. Первая часть Манифеста, описывающая положение вещей часть, довольно быстро сменяется второй, где о практике и личном участии говорится прямым текстом:
Коммунисты отличаются от остальных пролетарских партий лишь тем, что, с одной стороны, в борьбе пролетариев различных наций они выделяют и отстаивают общие, не зависящие от национальности интересы всего пролетариата; с другой стороны, тем, что на различных ступенях развития, через которые проходит борьба пролетариата с буржуазией, они всегда являются представителями интересов движения в целом.
Коммунисты, следовательно, на практике являются самой решительной, всегда побуждающей к движению вперед частью рабочих партий всех стран, а в теоретическом отношении у них перед остальной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения.
Ближайшая цель коммунистов та же, что и всех остальных пролетарских партий: формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти.
Теоретические положения коммунистов ни в какой мере не основываются на идеях, принципах, выдуманных или открытых тем или другим обновителем мира.
Я напомню: подпись Маркса под текстом не означает его правильности или необходимости к исполнению. Однако весьма странно, когда «самые правильные марксисты» обосновывают свои тезисы якобы следованием заветам Маркса, но при этом утверждают чуть ли не прямо противоположное его словам. Вместо конкретного призыва со стороны Маркса к преобразованиям общества почему-то от его лица выдвигается тезис о невозможности повлиять на общественные процессы. Пересказывается часть его с Энгельсом слов и к ним присочиняется другая часть, которая Марксом и Энгельсом в общем-то не подписана, но именно эта часть почему-то выдаётся за «настоящий марксизм». Я, повторюсь, меня не особо волнует вопрос, верен ли я заветам Маркса, поскольку у меня нет цели быть верным чьим-то заветам, но такие вот ловкие манипуляции с чужим авторитетом меня сильно настораживают.
Так вот, верен я их заветам или не верен, но классики марксизма не только не отрицают роли личности в истории, но и даже сами её подчёркивают. Их понимание роли личности не есть её низведение к нулю. Нет, идея классиков в том, что историю складывают не строго отдельные личности, как считали до Маркса, а определённые общественные процессы плюс отдельные личности. Место каждой из этих частей классики вполне себе определяют и дают некоторую оценку условиям, в которых та или иная часть становится более значимой на фоне другой.
Идея исторической необходимости ничуть не подрывает роли личности в истории: история вся слагается именно из действий личностей, представляющих из себя несомненно деятелей. Действительный вопрос, возникающий при оценке общественной деятельности личности, состоит в том, при каких условиях этой деятельности обеспечен успех? в чем состоят гарантии того, что деятельность эта не останется одиночным актом, тонущим в море актов противоположных? (В.И. Ленин)
Общественный характер присущ всему движению; как само общество производит человека как человека, так и он производит общество. (К. Маркс)
Люди сами делают свою историю, но до сих пор они делали ее, не руководствуясь общей волей, по единому общему плану, и даже не в рамках определенным образом ограниченного, данного общества. Их стремления перекрещиваются, и во всех таких обществах господствует поэтому необходимость, дополнением и формой проявления которой является случайность. Необходимость, пробивающаяся здесь сквозь все случайности, – опять-таки в конечном счете экономическая. Здесь мы подходим к вопросу о так называемых великих людях. То обстоятельство, что такой и именно вот этот великий человек появляется в определенное время в данной стране, конечно, есть чистая случайность. Но если этого человека устранить, то появляется спрос на его замену, и такая замена находится... Что Наполеон, именно этот корсиканец, был тем военным диктатором, который стал необходим Французской республике, истощенной войной, – это было случайностью. Но если бы Наполеона не было, то роль его выполнил бы другой. Это доказывается тем, что всегда, когда такой человек был нужен, он находился: Цезарь, Август, Кромвель и т.д. Если материалистическое понимание истории открыл Маркс, то Тьерри, Минье, Гизо, все английские историки до 1850 г. служат доказательством того, что дело шло к этому, а открытие того же самого понимания Морганом показывает, что время для этого созрело и это открытие должно было быть сделало. (Ф. Энгельс)
Если первые две цитаты просто говорят о том, что роль личности классиками не отрицалась, то последняя прямо-таки является квинтессенцией их точки зрения на этот счёт: если бы Наполеона не было, то его следовало бы создать. Именно вон тот корсиканец, не исключено, случайно был выбран на эту роль. Однако сама роль была востребована и на неё требовалась личность с конкретным складом. Именно Личность, а не абстрактный общественный процесс.
Требование однако не означает неизбежности обнаружения. Хоть кто-то, скорее всего, да, занял бы это место. Однако эффектность роли зависит не только от сценария, но и от актёра. В отличие от законов физики, которые можно открыть хоть с тысячной попытки, битву надо выиграть с первой. И проигрыш под Аустерлицем с большой вероятностью означал бы конец Французской империи. Выигрыш же основывался не только на французских солдатах, но и на стратегическом таланте Наполеона. Не говоря уже о том, что сделали солдат именно такими преимущественно проведённые Наполеоном преобразования в армии.
Поэтому роль личности такова: необходимость войны диктуют условия, однако это именно Суворов проводит армию через Альпы. Если сиё обобщить, то мы осознаем диалектику исторического материализма — условия создают потребность в Личности и саму Личность, а Личность реализует эти потребности. Обе составляющие важны. Отбрасывание второй ничем по своей неполноценности не отличается от отбрасывания первой.
Диалектика — это такое, возникшее в девятнадцатом веке учение, повествующее о рекурсивных процессах и модульном их рассмотрении, однако не отдающее себе в этом отчёта за отсутствием подходящих терминов.
И вот тут во весь рост встаёт проблема дзен-марксизма: с его-то точки зрения Личность не играет никакой роли. Поэтому ни один человек в общем-то не способен как-либо влиять на общественные процессы. Поэтому лучше о влиянии даже и не думать, лучше просто ждать, пока всё повлияется само собой под воздействием неких абстракций, в отличие от физической абстракции — газа, в принципе не состоящих из неких более мелких частей — молекул. Общественный класс в таком разрезе перестаёт быть совокупностью своих представителей, которых на некоторых уровнях рассуждения просто не рассматривают — вместо этого их не рассматривают вообще никогда, считая класс элементарной частицей, не абстракцией, а единственной осязаемой сущностью, какая бы задача ни решалась.
В этот момент алгоритм общественных преобразований выводится за рамки сознания — сознание в нём не участвует. Общество никак не контролируется сознаниями его представителей, оно контролируется мистической силой, которую можно назвать «материальным богом», в силу её непознаваемости и принципиальной независимости от человека. То есть, сия мистическая сила влияет на людей, однако люди вынуждены исключительно подвергаться её влиянию, но никак не влиять на неё сами. Материализм, таким образом, обращается в идеализм, но под другим названием.
Если согласно классикам и здравому смыслу, роль личности становится всё более определяющей по мере приближения обществом к «развилке» — назревшей в виду роста общественных противоречий смены общественных отношений, — то в дзен-марксизме личность не нужна, поскольку и сама «развилка» отсутствует. Из каждого неравновесного состояния возможен лишь один единственный выход, а никаких других вариантов развития нет в принципе. Противоречия в любом случае могут разрешиться только одним единственным способом, который, по-видимому, заложен в природе вещей. Внезапная смерть Ленина, Троцкого, Сталина и ещё десятка других с этой точки зрения ни коим образом не помешала бы осуществлению Октябрьской Революции. Она всё равно бы состоялась, состоялась бы в октябре 1917-го, и дальше всё пошло бы по тому сценарию, по которому и так пошло. Есть подозрения, что большевистской революции в октябре 1917-го не помешало бы даже отсутствие большевиков в принципе — ибо, общество ведь уже выработало идею (и оно таки действительно да, идею общество давно уже выработало — в России даже дворянство к тому моменту было захвачено социалистическими идеями). Отсюда вытекает, что Ленину вообще не обязательно было много лет что-то там писать, равно как и Марксу с Энгельсом и вообще кому бы то ни было. Зачем они писали — не ясно. Наверно для развлечения. И без марксов с энгельсами всё бы само организовалось. Тут важно: не без конкретных коммунистических теоретиков, а без коммунистических теоретиков вообще.
Хорошей метафорой роли личности по отношению к условиям является процесс закипания воды. Вода в нормальных условиях закипает при ста градусах по цельсию. До момента закипания вода нагревается. Кипение же прекращает нагревание воды, заменяя его процессом внутреннего парообразования по всему объёму. То есть, тут мы имеем пример перехода количественных изменений в качественные.
Кипение, однако, начинается не абы где, а в точках неоднородности воды, эдаких «зародышах кипения». Именно вокруг этих зародышей образуются пузырьки пара, с поверхности которых потом испаряются всё новые и новые порции жидкости. Если неоднородности отсутствуют, то процесс кипения просто не начинается. В результате мы имеем перегретую воду — её температура выше ста градусов, но процесс кипения не идёт, вместо этого продолжается нагрев.
Личность в рамках данной метафоры подобна неоднородностям воды — для запуска качественного преобразования нагрева в кипение необходимо выполнение сразу двух условий: температуры выше ста градусов (читай, накопленных противоречий) и этих самых неоднородностей. Неоднородности без температуры не начинают кипение. Температура без неоднородностей тоже его не начинает. Развивая метафору, дзен-марксист подобен физику, считающему кипение результатом одного только повышения температуры и отрицающему в принципе какую-либо значимую роль неоднородностей.
Удивительным образом дзен-марксизм сочетает в себе отказ от рассмотрения идеального даже как формы материального (то есть, требование рассматривать только наиболее низкий уровень абстракции во всех рассуждениях) и отказ от рассмотрения личностей как важных составных частей общественного процесса (то есть, строго противоположное требование — рассматривать только абстракции наиболее общего уровня: классы и их борьбу). Казалось бы, следует делать наоборот, ан нет, дзен-марксисты делают именно так. С ног, как говорится, на голову. И при этом под прикрытием авторитета Маркса.
Результатом всех этих странных трансформаций марксизма в дзен-марксизм является практический вывод: правильная, (дзен-)марксистская стратегия — это сидеть и ждать, пока всё не образуется само в силу неизбежности объективных исторических процессов. Личный вклад любого человека по определению равен нулю, поэтому лично вкладывать и не надо. Не надо агитировать, не надо что-то там разрабатывать, писать какие-то тексты, надо как максимум разъяснить населению про оную неизбежность, дабы каждый из населения тоже расслабился и ждал самосмены формации без приложения к сему каких-либо сил. Граждане живут как ни в чём не бывало, а где-то в мистической субстанции в это время копятся противоречия. Когда-нибудь они накопятся и мистическая субстанция сама сменит общественный строй на более прогрессивный. А иначе «вы все против Маркса и ничего не понимаете».
Небольшое дополнение.
Маркс, что интересно, в рамках формационного подхода вводил не те формации, которые «как все знают» являются «неизбежной формационной цепочкой всех народов мира». Вместо цепочки «первобытно-общинный строй — рабовладение — феодализм — капитализм — коммунизм» Маркс оперировал другой, где звеньев всего три, а суть каждого из них несколько иная: «общая собственность — частная собственность — общественная собственность». Феодализм же, рабовладение и капитализм фигурировали у маркса, как «малые формации» в рамках второго звена — частной собственности. Вдобавок, Маркс смену рабовладения феодализмом, а того, в свою очередь, капитализмом, считал характерной именно для Западной Европы, а не для всего мира во все времена.
Напротив даже, для других народов цепочка малых формаций может быть и другая. Так, например, в России феодализм сменился фактически на рабовладение — то есть, права феодалов были устремлены к нулю на фоне прав центральной власти, однако закрепощение крестьян, напротив, усилилось, и при этом прогресс явно не останавливался. Южные штаты США, если их рассматривать как отдельное общество, с рабовладения перешли в капитализм, не пребывая в стадии феодализма вообще (хотя, конечно, можно считать, что феодализм у них всегда был, что отражено в весьма развитой автономности штатов). Северная Корея, напротив, из феодализма перешла сразу в социализм, это же, к слову, касается и России.
По объективным причинам — проживанию в девятнадцатом веке — Маркс никак не мог подозревать, что полагаемые им синонимами «социализм» и «коммунизм» спустя век разделят на две части, определив первое как переходную стадию ко второму. И не мог знать, что эта «переходная стадия» окажется настолько устойчивой, что и её тоже придётся считать формацией. Да, до сих пор по инерции говорят «социализм — не формация». Однако, постойте, он в СССР семьдесят лет просуществовал. Капитализм не просуществовал ещё толком так долго во времена Маркса. Коммунизма мы вообще пока не видели. Если капитализм и коммунизм в таких условиях считаются формациями, то и социализм тоже формация. Иначе получается, что переходная стадия существует дольше, чем предыдущая на момент её введения в формационный подход, и чем гипотетическая следующая.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →