Подвиды коммунистов

Надо понимать, что подвиды в данном — это пересекающиеся множества. Некоторые, если не большинство, представителей подвидов запросто совмещают своё в подвидах представительство. Одно не исключает другое, а скорее дополняет до всецелой и повсеместной подвидовой гармонии.

В свою очередь, некоторые подвиды характерны не только для коммунистов, но и для сторонников иных политических идей. Другие же, в силу своей специфичности, находятся у коммунистов в монополии.

Коммунист-аскет — считает, что настоящий коммунист должен жить в бедности. По этой причине ровно так и живёт: специально пользуясь самым худшим из доступного. Видит в этом некий подвиг, а в противоположном (на деле, не противоположном, а просто даже не настолько крайнем) — моральное разложение. Зачастую, аскетизм вызван банальным отсутствием денег, но даже в этом случае оно является поводом для гордости. Мысль о том, что ни наличие ни отсутствие денег поводом для гордости не являются, не воспринимает в принципе, от чего, по сути, становится «гламурным мажором» со знаком минус.

Развлечений и занятий творчеством, — даже бесплатных, — по той же причине избегает, полагая их скопом «буржуазными». Как максимум, способен написать корявое стихотворение с бесчисленными восклицательными знаками для листовки, которое в перспективе прочтёт человека эдак три.

Не следует путать аскета с тем, кому просто мало чего надо. Если последнему именно что мало надо, поэтому он по поводу наличия у него лишь малого не напрягается, аскет либо специально себя ограничивает, либо (что бывает на порядок чаще) просто не может себе позволить желаемое, от чего ищет для себя и окружающих «идеологическое» оправдание.

Коммунист-Д'Артаньян — Д'Артаньян он не потому, что молод и мушкетёр, а потому, что считает всех остальных пидарасами. В силу своих особенностей, особенно ненавидит остальных коммунистов, поскольку они «присвоили» себе самоназвание, по праву принадлежащее только ему. Хотя остальным тоже перепадает. Основную часть своих сил тратит на выяснение (на деле — доказательства в стиле монолога), кто именно — настоящий коммунист (конечно же, он). С людьми сходиться в принципе не способен, поскольку требует от них строгого следования каждому повороту его личного мировоззрения. Причём, даже этого надолго не хватает.

На время объединяется с другими такими же Д'Артаньянами, которые на момент объединения показались ему единомышленниками (то есть, считали всех остальных пидарасами, но чудом не включили в их число непосредственно сабжа). Однако такой союз распадается за считанные месяцы, после чего на бывших соратников выливаются ещё более обильные потоки гуана, нежели на прочих.

Полезная деятельность стремится к нулю, вредная же буквально зашкаливает, поскольку Д'Артаньян крайне активен, по какой причине успевает за единицу времени обхамить вселенских масштабов множество людей. Не забывая добавлять, что он хамит от имени коммунизма. На несведующих такое действует круче, чем вся антикоммунистическая пропаганда вместе взятая.

Коммунист-килл-эм-оллер — ненавидит всех людей и поэтому занимается в основном оскорблением окружающих. В этом похож на Д'Артаньяна, однако сильно отличается от него мотивацией. Д'Артаньян полагает себя самым правильным и льёт говно на окружающих из-за того, что те не такие правильные как он (во всяком случае, ему так кажется). Килл-эм-оллер же себя единственно правильным не считает, а просто всех ненавидит. Все кругом козлы, подонки и так далее, о чём он непременно должен им сообщить. Сообщать любит лично и начинает сразу с оскорблений. А что ему терять-то? Он всё равно всех ненавидит.

Особых различий между своими и чужими не делает, из-за чего оскорбления раздаёт равномерно, без д'артаньяновских перекосов. В принципе, если с ним сдружиться, то может быть и полезен, как цепной пёс кровавого режима. Но полезность его — вре́менная, поскольку меры не знает и узнавать её не собирается.

Коммунист-органайзер — в отличие от организатора, видит организацию не средством для достижения цели (построения коммунизма или хотя бы социализма), а самоценностью, кроме которой ничего особо-то и нужно. Усиленно строит организацию, которая, по ходу, должна заниматься преимущественно поддержанием самой себя. Для этого проводятся регулярные собрания, посвящённые в основном организации следующих собраний, обсуждению повестки текущего собрания и выяснению, почему кто-то из участников не посетил предыдущие собрания. Подвид очень хорошо сочетается с коммунистом-акционером.

Коммунист-акционер — основным видом своей деятельности полагает организацию акций, которые в большинстве своём сводятся к унылому стоянию пятерых чуваков с изобличающими капитализм плакатами в произвольном месте города. Хотя такого рода стояния продолжаются уже лет двадцать, а толку — ноль, всё равно уверен, что только таким способом можно всё изменить. Любую другую деятельность, кроме как стояние с плакатами, полагает несерьёзной и ненужной. Ну разве что собрания, на которых можно обсудить, где ещё постоять.

Для акций никогда не планирует чего-либо, кроме непосредственно физических деталей проведения: где, когда и с кем. «Зачем» не рассматривается принципиально, подразумеваясь очевидным — для коммунизма. Попытки выстроить хоть какую-то стратегию действий, распространяющуюся больше, чем на одну акцию, либо сразу пресекает, либо откладывает на неопределённое будущее («стратегия — это клёво, но нам некогда, у нас ещё два митинга на носу»).

Коммунист-протестун — кругом буржуйский строй, никакой власти трудящихся, поэтому надо всеми силами протестовать. Однако протест почему-то выливается не в организацию, например, стихийных профсоюзов, а в принципиальное тунеядство. По этой причине сидит на шее родителей (супруга, друзей) или перебивается редкими случайными заработками. В результате опыта работы не имеет, с трудовым коллективом уживаться не способен, что почему-то ставит себе в заслугу. То, что даже в капиталистическом государстве без труда широких масс населения еда не появляется, в расчёт не принимает. Ему достаточно того, что он «не работает на буржуя или на государство». Получение же им средств к существованию за счёт других его не смущает, а мысль, что таким образом он проявляет себя ровно так же, как ненавистный ему буржуй, сразу отметается.

Кроме принципиального тунеядства, видит протест и в других сходного рода вещах. Например, в том, чтобы ходить в рванье и редко мыться (сто пудов — протест). При этом общается (когда общается) он не с обитателями особняков на Рублёвском шоссе, а с теми самыми трудящимися. С какого рожна они должны созерцать и обонять его протест, не задумывается. Я не проверял, но сильно подозреваю, что такие могут в знак протеста против системы и в лифте нассать.

Коммунист-реконструктор (термин придуман дорогим товарищем oulenspiegel) — мечтает воссоздать и по мере сил воссоздаёт КПСС образца восьмидесятых. Выбирает при этом худшие её проявления, выражающиеся в казёно-пафосном языке текстов, постоянном проведении каких-то неясных торжеств, показном ханжестве и бюрократизации партийного аппарата. Ведёт себя и мыслит так, будто коммунизм давно уже построен, а нужно только время от времени сообщать про такую радость в газетах. Из-за этого отказывается хоть как-то адаптировать свои слова и методы под капиталистическую реальность. Иллюзия, будто все давно уже за него, в свою очередь, не позволяет привлечь на свою сторону хоть кого-то, находящегося за пределами его реконструкторской КПСС.

Несколько раз столкнувшись с суровой реальностью, где за далеко не все, некоторое время испытывает шок от «повсеместного падения нравов и несправедливости», после чего ещё сильнее замыкается в себе и свой КПСС.

Среди молодёжи подвид встречается редко, хотя и встречается. Наиболее распространён среди пожилых коммунистов.

Коммунист-демонстратор — основной и единственной своей задачей видит демонстрацию собственной принадлежности к коммунистам. Для чего носит и всячески выставляет на показ коммунистическую атрибутику, поёт коммунистические песни и кричит коммунистические кричалки в непредназначенных для этого местах, а любой разговор переводит на свою принадлежность к коммунистам (даже тот, который уже и так о коммунизме). Наибольшим подвигом полагает нанесение названия своей любимой коммунистической организации на любую поверхность, на которую его можно нанести. Тому, что оные названия в глазах окружающих ничем не отличаются от граффити про хип-хоповые группы, совершенно не смущается, хотя если достаточно настойчиво на это намекать, может впасть в неистовство, выливающееся во множественные разоблачения «серой инертной массы», так и не сподобившейся заучить название его любимой организации.

В разговорах вообще крайне вспыльчив и нетерпим. Выразивших сомнения в правильности его выбора предпочитает не агитировать, а грубо посылать куда подальше, от чего пропагандистская деятельность подвида скорее негативная. Ибо мало кому приятно каждый день созерцать на своём только что покрашенном подъезде написанную корявыми буквами аббревиатуру.

Коммунист-словоносец — уверен, что написанное у Маркса (Энгельса, Ленина) верно не потому, что правильно, а потому, что это написано у Маркса. Допустить существование иных, не написанных у Маркса, но, тем не менее, верных мыслей, не может. Равно как не рассматривает смену мировоззрения Маркса по мере прожитых им лет. В результате этого полагает, что Маркс сразу родился коммунистом, со сразу готовой коммунистической теорией, которая ни на йоту не менялась на протяжении всей его жизни. Более того, теория сразу была написана на все века вперёд и назад, от чего никаких доработок, уточнений и модификаций не требует.

В ряде случаев Маркса даже читал, что ещё хуже, поскольку сыплет цитатами, смысла и контекста которых не понимает, однако сразу же заносит в чёрный список каждого, кто даже не пытался оспорить Святые Слова, а просто начал разъяснять, про что тут у Маркса написано. В том же случае, когда написанное у Маркса действительно оспаривается (причём, даже не в плане спора с тезисами, а в плане утверждения их неприменимости для данных конкретных условий, поскольку Маркс писал про другие), чёрный список быстро превращается в расстрельный. Впрочем, не столько важен Маркс, сколько личное понимание словоносцем его текстов. Оно, конечно, единственно верное, не смотря на то, что словоносец не знает смысла половины терминов в них.

Однако если даже термины известны, допускается как максимум спор о толковании писания — всё остальное от лукавого. У Маркса ведь есть ответы на все вопросы.

Непричастным особенно запоминается тем, что сходу разоблачает их незнакомство с Марксом, хотя они ни разу на оное не претендовали.

Многие, прочитав всё это, спросят, а какие же из перечисленных подвидов составляют большинство коммунистов? Отвечу: большинство, по счастью, составляет не включённый в данный список подвид «обыкновенный коммунист». Который всем перечисленным не страдает, однако может и умеренным в своих материальных запросах быть, и организации по мере сил организовывать, и Маркса читать, и даже на митинги ходить. Однако всё это не принимает у него форму крайности, вызывающей отторжение у своих и, — что особенно вредно для дела, — у не своих (которых не следует путать с чужими). Подвиды же, напротив, весьма малочисленны (кроме, разве что, коммуниста-акционера).

Современный коммунист, как и любой человек, несовершенен, не является однозначным идеалом и временами совершает ошибки. Но всё это у него ровно в той же (если не меньшей), чем у некоммунистов, мере. Перечисленные же подвиды, хоть и составляют в худшем случае десять процентов от общего количества коммунистов, но негативной на себя реакции вызывают на все двести. Являясь пугалом для окружающих и позором для своих. 

В толпе из тысячи умных всё равно сильнее всего заметен один орущий идиот.

P.S.  Можно не спрашивать меня, кого лично я подразумевал под тем или иным подвидом. Я не Д'Артаньян, поэтому на личности переходить мне нафиг не надо.